До войны Ленинград был крупнейшим центром советской промышленности, средоточием культурных ценностей. В политическом смысле город считался «колыбелью революции». Все эти факторы предопределяли гитлеровский план первоочередного захвата Северной столицы. Финская армия должна была помочь немцам взять Ленинград и соединиться с войсками вермахта (группой армий «Север») у Финского залива и восточнее Ладожского озера. После того как группа армий «Север» вышла к Пскову, наступление на Карельском перешейке начали финские дивизии. Положение города на Неве стало критическим. И хотя противнику не удалось взять Ленинград с ходу, город оказался отрезанным от Большой земли. Началась блокада. Снабжение могло осуществляться отныне только по воздуху или Ладожскому озеру. Немцы вошли практически в пригороды Ленинграда и могли рассматривать в бинокли Исаакиевский собор.

Уже 1 июля 1941 года в Ленинграде была создана Комиссия по обороне, которую возглавил партийный деятель А. А. Жданов. К моменту окружения города эвакуация населения проводилась недостаточными темпами. Около двух с половиной миллионов горожан, к числу которых надо прибавить беженцев из Прибалтики, Ленинградской области, бойцов Ленинградского фронта, оказались в блокаде. Ежедневно враг обстреливал город из артиллерийских орудий, в результате бомбёжек сгорели продовольственные склады, в том числе крупнейшие — Бадаевские. И. В. Сталин в срочном порядке назначил командующим Ленинградским фронтом генерала Г. К. Жукова, который жёсткими мерами укрепил оборону на ближних подступах к городу и предпринял ряд контрударов. В результате уже в конце сентября командующий группы армий «Север» докладывал, что своими силами немецким войскам Ленинград не взять. Однако и командованию Ленинградским фронтом прорвать блокаду не удалось.

К началу блокады в городе не имелось достаточных по объёму запасов продовольствия и топлива. Единственным путём сообщения с Ленинградом оставалось Ладожское озеро, находившееся в пределах досягаемости артиллерии и авиации осаждающих, на озере также действовала объединённая военно-морская флотилия противника. Пропускная способность этой транспортной артерии не соответствовала потребностям города. В результате начавшийся в Ленинграде массовый голод, усугублённый особенно суровой первой блокадной зимой, проблемами с отоплением и транспортом, привёл к сотням тысяч смертей среди жителей. Как только в конце ноября 1941 года Ладога покрылась льдом, руководство Ленинграда организовало через озеро переброску продовольствия в город на грузовых машинах. Обратно эвакуировалось голодающее население. По «Дороге жизни» до весны 1943 года было доставлено 1,6 млн тонн грузов, эвакуировано 1,3 млн ленинградцев. Порой грузовики проваливались под лёд, но колонна продолжала движение, иногда под обстрелом. По дну Ладожского озера были уложены трубопровод и электрический кабель. В начале 1942 года нормы выдачи хлеба населению стали постепенно повышаться, но многие люди продолжали умирать от последствий голода — прежде всего от дистрофии. В декабре 1941 года умерли 53 тыс. человек, в январе 1942 года — более 100 тыс. человек.

*** Эту ледовую дорогу называли дорогой смерти (а вовсе не «дорогой жизни», как сусально назвали ее наши писатели впоследствии). Машины часто проваливались в полыньи (ведь ехали ночью). Рассказывали, что одна мать сошла с ума: она ехала во второй машине, а в первой ехали ее дети, и эта первая машина на ее глазах провалилась под лед. Ее машина быстро объехала полынью, где дети корчились под водой, и помчалась дальше, не останавливаясь. Сколько людей умерло от истощения, было убито, провалилось под лед, замерзло или пропало без вести на этой дороге! Один Бог ведает! У А. Н. Лозановой (фольклористки) погиб на этой дороге муж. Она везла его на детских саночках, так как он уже не мог ходить. По ту сторону Ладоги она оставила его на саночках вместе с чемоданами и пошла получать хлеб. Когда она вернулась с хлебом, ни саней, ни мужа, ни чемоданов не было. Людей грабили, отнимали чемоданы у истощенных, а самих их спускали под лед. Грабежей было очень много. На каждом шагу подлость и благородство, самопожертвование и крайний эгоизм, воровство и честность.

*** Женщина (Зина ее знала) забирала к себе в комнату детей умерших путиловских рабочих (я писал уже, что дети часто умирали позднее родителей, так как родители отдавали им свой хлеб), получала на них карточки, но… не кормила. Детей она запирала. Обессиленные дети не могли встать с постелей; они лежали тихо и тихо умирали. Трупы их оставались тут же до начала следующего месяца, пока можно было на них получать еще карточки. Весной эта женщина уехала в Архангельск. Это была тоже форма людоедства, но людоедства самого страшного.

*** Были, действительно, отданы приказы об эвакуации детей. Набирали женщин, которые должны были сопровождать детей. Так как выезд из города по личной инициативе был запрещен, то к детским эшелонам пристраивались все, кто хотел бежать… Позднее мы узнали, что множество детей было отправлено под Новгород — навстречу немцам. Рассказывали, как в Любани сопровождавшие «дамы», похватав своих собственных детей, бежали, покинув детей чужих. Дети бродили голодные, плакали. Маленькие дети не могли назвать своих фамилий, когда их кое-как собрали, и навеки потеряли родителей.

***В комнате… нет ни одного стекла, окна забиты фанерой. В подвале дома капает вода, за водой стоит очередь. Люди делятся фронтовыми новостями. Поразительно: ни одной жалобы, недовольства, малодушия — только надежда. Вера и надежда на то, что прорвут блокаду, что дождемся, что доживем.

*** Я вспоминаю, как шли мы с мамой по нашему двору уже весной. Было солнечно, тепло, на душе было весело, мы пережили зиму, мы живы. И мне захотелось побегать. Я выпустил мамину руку и попробовал побежать. Но смог сделать только несколько медленных шагов. Я очень этому удивился. В моей детской голове, как сейчас помню, пронеслось: «Ведь я же помню, что до войны я бегал! Почему я не могу сделать это сейчас?!» 

4 июля 2017 года не стало писателя-фронтовика. Мы вспоминаем его пронзительную речь, которая в 2014 году заставила Бундестаг краснеть и плакать. Почти часовую речь петербуржца слушали в гробовом молчании, в конце рукоплескали стоя.

— У меня было какое-то странное и подспудное желание рассказать это всем моим погибшим однополчанам, не узнавшим, что мы победили, — объяснил Гранин.

– Они погибали с чувством полного поражения, уверенные, что мы сдали Ленинград, что город не выстоит. Хотел сообщить им, что мы все-таки победили, и вы не зря погибли. Все связи огромного мегаполиса были отрезаны от большой земли. И началась блокада, которая длилась 900 дней. Блокада была внезапной и неожиданной, как, впрочем, и вся эта война. Не было никаких запасов ни топлива, ни продовольствия. И вскоре, уже где-то в октябре, началась карточная система. Хлеб выдавали по карточкам. А затем одно за другим начались катастрофические явления, прекратилась подача электроэнергии, кончился водопровод, канализация, отопление.

— Что такое карточная система? Она выглядела так. С первого октября давали уже 400 граммов хлеба для рабочих, 200 граммов служащим. А уже в ноябре катастрофически начали сокращать норму выдачи. Хлеба давали рабочим 250 граммов, а служащим и детям 125 граммов. Это ломтик хлеба, некачественного, пополам с целлюлозой, дурандой и прочими примесями. Никакого подвоза продовольствия к городу не было. Надвигалась зима. И, как назло, лютая зима, 30-35 градусов. Огромный город лишился всякого жизнеобеспечения. Его ежедневно нещадно бомбили. Дома горели сутками. И мы оттуда, с фронта, оборачиваясь назад, видели столбы черного дыма и гадали, где и что горит.

Уже в октябре начала расти смертность. При этой катастрофически малой норме питания люди быстро тощали, становились дистрофиками и умирали. За 25 дней декабря умерло 40 тысяч человек. В феврале уже ежедневно умирало от голода 3,5 тысячи человек. В декабре люди писали в дневниках: «Господи, дожить бы до травы». Жуков в своих воспоминаниях пишет, что умерли 1 миллион 200 тысяч. Смерть участвовала безмолвно и тихо в войне.

… Я хочу вам рассказать некоторые подробности жизни, которых почти нет в книгах и в описаниях того, что творилось во время блокады в квартирах. Знаете, дьявол блокады кроется во многом именно в этих подробностях. Уже спустя 35 лет после войны мы с белорусским писателем Адамовичем начали опрашивать уцелевших блокадников о том, как они выживали. Были поразительные, беспощадные откровения. У матери умирает ребенок. Ему три года. Мать кладет труп между окон, это зима. И каждый день отрезает по кусочку, чтобы кормить дочь и спасти хотя бы ее.

Мурашки по телу от ужаса…но желание спасти своё последнее дитя преобладает над разумом. 

Дочь не знала подробности. Ей было 12 лет. А мать не позволила себе умереть и сойти с ума. Дочь эта выросла. И я с ней разговаривал. Она узнала спустя годы. Вы представляете? 

Таких примеров можно много привести, во что превратилась жизнь блокадников. … Однажды принесли дневник блокадника. Юре было 14 лет, он жил с матерью и сестрой. Дневник нас поразил. Это была история совести мальчика. В булочных точно, до грамма, взвешивали порцию положенного хлеба. Обязанностью Юры в семье было достояться в очереди до хлеба и принести домой. В дневнике он признается, каких мучений ему стоило не отщипнуть по дороге кусочек хлеба. Особенно терзал его довесок, неудержимо хотелось съесть этот маленький кусочек. Ни мать, ни сестренка, казалось бы, не узнали об этом. Иногда он не выдерживал и съедал. Он описывает, как стыдно было, признается в своей жадности, а потом и в бессовестности — вор, украл у своих, у матери, у сестры хлеб насущный. Никто не знал об этом, но он мучился. В квартире соседями были муж и жена, муж был какой-то крупный начальник по строительству оборонных сооружений, ему полагался дополнительный паек. На общей кухне жена готовила обед, варила кашу. Сколько раз Юру тянуло, когда она выходила, схватить, зачерпнуть хоть рукой горячей каши. Он казнит себя за свою постыдную слабость. В его дневнике поражает постоянный поединок голода и совести, попытки сохранить свою порядочность. Мы не знаем, сумел ли он выжить. Из дневника видно, как убывали его силы. Но даже уже полный дистрофик, он не позволял себе выпрашивать еду у соседей.

— Сегодня у нас в Петербурге люди идут на Пискаревское кладбище. Это одно из символических кладбищ города. Идут для того, чтобы вспомнить и отдать должное всем погибшим в годы блокады. Кладут на могильные холмы сухари, конфеты, печенье…

1942 год выдался для Ленинграда вдвойне трагичным. К голоду, ежедневно уносящему сотни жизней, добавилось ещё и нашествие крыс. Полчища грызунов уничтожали и без того скудные запасы еды, а кроме того, возникла угроза эпидемий. Блокадный город спасли самые обыкновенные кошки, которые в то сложное время ценились едва ли не на вес золота… Блокадница К. Логинова вспоминает, как шеренги крыс во главе с вожаками двигались по Шлиссельбургскому тракту в сторону мельницы, где мололи муку для хлеба, даваемого по карточкам всем жителям города, — чуяли возможность пропитания. Когда огромные крысиные колонны переходили трамвайные рельсы, трамваям приходилось останавливаться. Грызунов пытались расстреливать, давить танками, создавались спецбригады по их уничтожению, но никакие методы борьбы не помогали. Конечно, лучшим средством против крысиного «наступления» были бы кошки. Увы, голодной зимой 1941−42 года ленинградцы съели почти всех домашних питомцев… Осуждать блокадников нельзя: порой это являлось единственным способом сохранить жизнь. «3 декабря 1941 года. Сегодня съели жареную кошку. Очень вкусно», — писал в своем дневнике 10-летний мальчик. «Соседского кота мы съели всей коммунальной квартирой ещё в начале блокады», — вспоминает блокадница Зоя Корнильева. Вот ещё рассказ: «У нас был кот Васька. Любимец в семье. Зимой 41-го мама его унесла куда-то. Сказала, что в приют, мол, там его будут рыбкой кормить, а мы-то не можем… Вечером мама приготовила что-то наподобие котлет. Тогда я удивилась, откуда у нас мясо? Ничего не поняла… Только потом… Получается, что благодаря Ваське мы выжили ту зиму…» На людей, которые, несмотря на голод, все же сохранили жизнь своим любимцам, смотрели чуть ли не как на героев. Так, когда весной 1942 года одна старушка, сама еле живая от голода, вышла с котом на прогулку, к ней стали подходить люди и благодарить за то, что не пожертвовала питомцем… Одна из бывших блокадниц вспоминала, как в марте 1942 года увидела на улице тощую кошку, вокруг которой столпились крестящиеся старушки. Рядом стоял худой, как скелет, милиционер, и следил за тем, чтобы никто не попытался поймать зверька… Женщина, которой в блокадном 1942-м было 12 лет, рассказывает, как апрельским днем обратила внимание на толпу людей возле кинотеатра «Баррикада». Они смотрели, подняв головы, на окно одного из домов: на подоконнике лежала полосатая кошка с тремя котятами… «Увидев её, я поняла, что мы выжили», — говорит бывшая блокадница. В апреле сорок третьего, после частичного прорыва блокады, по особому постановлению Ленсовета в город из Ярославской области доставили четыре вагона… дымчатых кошек (такие кошки считаются лучшими крысоловами). Именно этим ярославским кошкам удалось спасти продовольственные склады от прожорливых вредителей. Часть кошек выпустили прямо на вокзале, часть раздали ленинградцам, явившимся встречать поезд. За кошками выстроились целые очереди. Многим усатые-полосатые так и не достались… В январе 1944-го на чёрном рынке котята стоили по 500 рублей. Для сравнения: килограмм хлеба с рук продавался за 50 рублей, а, например, зарплата сторожа составляла всего 120 рублей. Кошки не только ловили грызунов, но и воевали. Есть легенда о рыжем коте, который прижился при стоявшей под Ленинградом зенитной батарее. Солдаты прозвали его «слухачом», так как кот точно предсказывал своим мяуканьем приближение вражеских самолетов. Причем на советские самолеты животное не реагировало. Кота даже поставили на довольствие и выделили одного рядового за ним присматривать. Ещё одну «партию» котов завезли из Сибири, чтобы бороться с грызунами в подвалах Эрмитажа и других ленинградских музеев. Интересно, что многие кошки были домашними — жители Омска, Иркутска, Тюмени сами приносили их на сборные пункты, чтобы помочь ленинградцам. Всего собрали 5 тысяч кошачьих особей… Потомки тех сибирских кошек и по сей день обитают в Эрмитаже. Сегодня их в музее более полусотни. У каждого есть даже особый паспорт с фотографией. Все они успешно охраняют от грызунов музейные экспонаты. О кошках хорошо заботятся. Не так давно даже появился Фонд друзей котов Эрмитажа, который собирает средства на содержание этих животных, а также занимается организацией всяческих кошачьих акций и выставок…

Прорыв блокады произошёл только в январе 1943 года в ходе операции «Искра» Ленинградского (командующий генерал полковник Л. А. Говоров) и Волховского (командующий генерал армии К. А. Мерецков) фронтов. Общую координацию наступления осуществлял Г. К. Жуков. Советские ударные группировки превосходили теперь врага на решающих направлениях в пять и более раз. Блокаду прорвали 18 января 1943 года на узком участке южнее Ладоги, шириной всего 8—11 км. По этому коридору уже через несколько недель проложили железную дорогу, по которой доставляли в Ленинград продовольствие, вооружение, пополнение для защитников города.

Блокада Ленинграда продолжалась долгие 872 дня и была полностью снята только 27 января 1944 года в ходе Ленинградско Новгородской операции. В честь этого события впервые за всю войну был дан салют не в Москве, а в самом Ленинграде. Тысячи жителей вышли на улицы, чтобы увидеть салют и порадоваться столь желанной победе у стен своего родного города. 27 января стало Днём воинской славы России. Битва за Ленинград стала самой продолжительной в годы Великой Отечественной войны. Она длилась с 10 июля 1941 года по 9 августа 1944 года, когда финские части были отброшены от города к финской границе в ходе Выборгско Петрозаводской операции 1944 года. 8 мая 1965 года Ленинграду присвоено звание «Город герой». Подвиг Ленинградцев никогда не будет забыт, и мы верим, что весь мир об этом помнит и ничего подобного никогда не повторялось в судьбе нашей страны.